Перспективы юридического позитивизма в России

В.В. СОРОКИН,
доктор юридических наук, профессор, завкафедрой теории и истории государства и права Алтайского государственного университета
 
Особенность современного правопонимания заключается в плюралистичности. В правоведении имеется множество школ права, каждая из которых претендует на формулирование как собственной теоретической парадигмы, так и особой онтологемы правопонимания. Каждая из школ опирается на различные исходные философские и методологические основания.
 
Все концепции правопонимания О.Э. Лейст свел к трем основным типам: нормативному, социологическому и естественно-правовому[1]. По мнению В.К. Бабаева, длительная дискуссия в юридической науке выявила три основных подхода к определению понятия права:
узконормативный, социологический и философский[2]. В.С. Нерсесянц также выделяет три типа правопонимания: легистский (позитивистский), естественно-правовой (юснатуралистический) и разработанный им либертарно-юридический[3]. К основным типам правопонимания О.В. Мартышин относит нормативизм, социологическую юриспруденцию, теорию естественного права и философское понимание права[4].
У ведущих правоведов страны достигнут относительный консенсус по поводу перечня основных типов правопонимания. К юридическому позитивизму (нормативизму) они относят взгляды на право как совокупность общеобязательных предписаний, установленных либо санкционированных государственной властью в виде формально-определенного официального документа. В естественно-правовой тип понимания права ученые включают воззрения, согласно которым право выводится из разума человека или природы в качестве неотчуждаемых прав и свобод, существующих у человека независимо от государства. Философское понимание права исследователи пытаются обособить от естественно-правового подхода, апеллируя к учениям Канта и Гегеля, понимавших под правом возведенную в закон свободу, но такое обособление несостоятельно по содержательному критерию. Социологическую школу права, равно как историческую и психологическую, редко признают самостоятельными типами понимания права, поскольку они не образуют именно правового мировоззрения и никакой мировоззренческой линии в юриспруденции не составили.
Считается, что все определения права, появившиеся в отечественной юриспруденции в последние десятилетия, не выходят за рамки этих основных типов правопонимания. Так называемый широкий, или интегративный, подход представляет собой лишь комбинацию различных типов.
Позитивистская школа права (Д. Остин, К. Бергбом, К. Гербер, П. Лабанд, А. Цительман, Г.Ф. Шершеневич, Е.В. Васьковский и др.) и неопозитивистская теория нормативизма Г. Кельзена и Х. Харта сохраняют широкие позиции в отечественной юридической науке, несмотря на увлечение большинством ученых (особенно молодых) доктриной естественного права. Даже С.С. Алексеев, который, можно сказать, возглавлял нормативистов в 70-х — начале 90-х годов прошлого века, солидаризировался с теорией естественного права.
М.И. Байтин, Ф.М. Раянов, Р.Г. Минниахметов и многие другие известные российские правоведы продолжают придерживаться нормативистских взглядов. Так, М.И. Байтин утверждает, что право — «это система общеобязательных, формально определенных норм, которые выражают государственную волю общества, издаются или санкционируются государством и охраняются от нарушений возможностью государственного принуждения, являются властно-официальным регулятором общественных отношений»[5].
Правом нормативисты признают любую норму, исходящую от государственной власти. По их мнению, вне позитивного (писаного, официально и документально выраженного) законодательства права не существует.
Г. Кельзен объявил свою теорию чистой, потому что стремился подчеркнуть позитивист-
скую идею о том, что право абсолютно автономно и самодостаточно[6], его действенность определяется исключительно юридическими нормами, а не нравственными принципами или какими-то иными духовными ценностями. Социальную вредность такого суждения трудно переоценить, ведь на практике это неизменно оборачивается изданием аморальных законов либо несправедливых судебных решений, безнравственностью правоприменителей и формалистическим подходом к чужой беде.
Юридический позитивизм всегда был способен оправдать любые юридические установления, исходящие от государства. Эта традиция восходит к древним легистским воззрениям, придающим праву сугубо этатический характер. Согласно легистскому и нормативистскому подходам под правом понимается продукт государства (его воли, произвола и усмотрения), а точнее, приказ, который нужно неукоснительно исполнять независимо от его содержания. Понятие права существенно обедняется, выхолащивается и сводится к писаному закону. Не случайно легистское (позитивистское) правопонимание присуще авторитарным режимам управления.
Р.Г. Минниахметов полагает, что право и закон должны не противопоставляться, а только соединяться как форма с содержанием. «Нужно не противопоставлять закон и право, а видеть их неразрывное единство. Законы не следует объявлять неправовыми (неправовых, т. е. не содержащих правила поведения, законов не бывает), а нужно раскрывать их суть. И если законы несправедливы, антинародны, то нужно стремиться к их отмене или изменению.»[7] Во-первых, закон не исчерпывает всего многообразия форм, какие может принимать право. Во-вторых, право некорректно сводит к системе конкретных правил поведения, потому что
в нем содержатся еще правовые идеалы и принципы, имеющие регулятивное значение.
В-третьих, нормативисты сами признают существование несправедливых законов, тогда проблема заключается не в их технической отмене, а в обнаружении духовно-культурного критерия несправедливости законов во избежание их принятия и тиражирования.
Нормативисты занимаются выстраиванием логической мыслительной конструкции права и при этом дают определение не праву в собственном смысле слова, а закону. Для них право остается неоткрытым феноменом, а потому недоступным для адекватного понимания.
В юридических высших образовательных учреждениях России еще не изжита инерция говорить студентам о праве, а подразумевать под ним законодательство, отсюда невразумительность предмета преподавания права.
Наконец, как быть с угрожающим тезисом нормативистской теории о том, что законность и стабильный порядок могут быть достигнуты лишь при позитивном понимании права, восходящем к его официальному установлению и единообразному пониманию[8]? Этим подтверждается тот факт, что нормативисты не различают право и силу, право и произвол.
Еще Д. Остин, развивая теорию юридического позитивизма, полагался на санкцию (угрозу причинения боли индивиду) и достижение тем самым той степени подчинения, которая рассматривалась им в качестве первоосновы права[9]. Только сила и страх, по общему мнению легистов, позитивистов и нормативистов, могут обеспечить законность и правопорядок.
Опыт истории показывает, что это ненадежные основания для правопорядка. Общество, опутанное страхом, следует закону неискренне и недолго, стремясь при любой удобной возможности обойти пугающее препятствие. При торжестве подобного юридизма субъекты механически воспринимают нормы права, а само право выступает только в качестве средства, как своеобразное механическое устройство. Такое право может в любой момент уступить властной силе, отойти в сторону, когда это требуется государству. А такая законность означает попрание права в его высоком гуманистическом понимании.
Право способно сохранить себя только в известном противоборстве с государством. Это факт, демонстрирующий исконную природу права. К сожалению, в позитивистской методологии на это мало обращается внимания.
Европейская школа «свободного времени» в поисках оригинального взгляда на право фактически воспроизводит идею примата позитивного права с его юридизмом. Так, Г. Канторович предложил метод концептуального прагматизма и сформулировал следующее определение права: «Право — не что иное, как совокупность норм, предписывающих внешнее поведение, являющихся подходящими для применения юридическими органами»[10].
У Г. Кельзена, видимо, была догадка о метафизических основаниях права, которую он частично выразил в своих тезисах об основной норме, венчающей «лестницу норм». Но основная норма вписана им в иерархию формально-определенных предписаний, поэтому вопрос о ее реальном существовании для него не имел значения. Гипотетическая основная норма позволила ему создать рационалистическую формальную конструкцию законодательства.
Позитивизмом юриспруденция отрывалась от целого пласта общественной жизни, становилась безразличной к духовным ценностям, сводилась к юридической логике и юридической технике. Концентрация внимания на одном лишь писаном формализованном праве значительно сужает горизонт его практического применения и теоретического осмысления.
Апологетика позитивного законодательства превращает право в человеческое изобретение, механическую конструкцию, которую общество создает для своей пользы, для решения задач, определяемых им самим. Следовательно, любые изменения права законны. Но тогда писаное законодательство лишается подлинно правовой основы, что и случилось во многих странах. Для позитивистского типа правопонимания законна любая революция, силой отвергающая традиции. Законно и отрицание нравственной нормы, если оно одобряется обществом или государством. Так, если современное общество не считает аборт убийством, он не
является таковым и юридически. Апологеты позитивного права полагают, что общество может нарушать вечные истины, законы природы, а любой закон государства признают легитимным в силу его существования.
Всеобщие начала мироздания — добро, истину, красоту — позитивисты игнорируют, отрицая их онтологический статус. Позитивисты XIX века О. Конт, Д. Милль, Г. Спенсер призывали науку отбросить метафизическое умопостроение и сосредоточиться исключительно на критических исследованиях права и понятийного аппарата юриспруденции. «Важным было и отграничение позитивизмом сферы юриспруденции от области морали.»[11]
Последующая тенденция рационального познания права привела к отрицанию христианства и попытке его замены идеалами либерализма. Наиболее ярко это проявляется в трудах О. Конта — основоположника научного позитивизма. Если метафизическая философия еще сохраняла понимание христианства как мистической, божественной сферы, то позитивизм, отрицавший любые метафизические идеалы и признающий только опытные данные, добытые человеком, не мог прийти ни к чему другому. В учении О. Конта культ Бога исчезает и его место занимает фигура человека как высшего и совершенного существа.
«Конт одинаково отвергает и теизм, и политеизм, так как это метафизические построения. Позитивизм допускает только один культ, культ человечества, почитаемого как высшее существо», — отмечал Н.М. Коркунов[12]. Любопытно проследить, как, с какой последовательностью О. Конт проводил культ высшего для него существа — человека — и как христианские догматы заменялись публичными культами.
Чистая теория права Г. Кельзена намеренно отвлекается при изучении права от всех внешних связей и факторов, для того чтобы во имя «объективного подхода» замкнуться на юридической оболочке, форме, к тому же понимаемой в виде одной лишь юридической догматики. До Г. Кельзена о чистом праве писал И. Кант; под ним философ понимал «право, рассматриваемое независимо не только от опыта, чувственных факторов, но и от цели»[13]. При таком подходе право рассматривается не только независимо от чувственных факторов, но и помимо его духовно-культурного содержания. «Очевидно, такой подход, кажется, единственный, позволяющий представить право в качестве самостоятельной сущности, независимой от всего того, что “примешивается”», — такой отзыв дает этому методу С.С. Алексеев[14].
Юридический позитивизм индифферентен к духовному, аксиологическому измерению права, уходящему к истокам Вселенной, ценностному единству нравственности и права. Он обусловливает рассмотрение права как замкнутой самодостаточной системы, препятствует изучению феномена права в координатах смысла, сущности, действительной ценности человеческой жизни. Тем самым юридический позитивистский подход делает невозможным формирование целостного (синтетического) мировоззрения, объективно отражающего бытие права.
Рассматривая право (при всех существующих различиях между отдельными позитивистскими течениями) как систему правил поведения и принудительный порядок общественных отношений, позитивисты ограничивают задачу правопонимания «познанием и описанием правовых норм и установленных ими отношений между определенными фактами»[15], неизменно уклоняются от субстационально-ценностного обоснования действующего правопорядка. В этом состоит поверхностность и ненаучность позитивистского правопонимания.
Позитивистская юриспруденция превращает национальный правопорядок в инструмент для решения каких-либо внешних, социальных задач, которые ставят перед собой государство и общество, т. е. придает праву исключительно прикладное значение, а не воспринимает его мерилом, по которому можно судить о самом обществе. С точки зрения божественного миропорядка позитивное право способно олицетворять сущее беззаконие, глубоко компрометирующее принципы подлинного права. Отрекаясь от Бога, абсолютной божественной истины, позитивисты отрекаются и от собственной личности ради плоского иллюзорного мировоззрения.
Вступив на историческую арену как наследник и заместитель христианского учения о морали и праве, позитивизм сеял семена деградации человека и нравственных ценностей. Принцип «допустимо все, что выгодно» стал принципом Нового и Новейшего времени. И дополняется болезненной озабоченностью утилитарными ценностями: «Если вера в Бога полезна, он существует, если нет — нет и Бога». Новая аристократия общества состоит из удачливых стяжателей. Отсюда допущение, что нравы условны и варьируют у разных социальных групп и индивидов. Русскому народу всегда был свойствен антипозитивистский склад национальной души, отчего шансы нашего народа преуспеть в жестокой борьбе за чувственные блага рыночной экономики довольно низки.
Когда общество освобождается от Бога и абсолюта и отрицает все связующие его моральные императивы, единственной действенной силой остается физическая сила, организованное насилие государства. Такой урок дает практика воплощения в жизнь установок юридического позитивизма. Такова цена законности и стабильности порядка в позитивистском варианте.
Расцвету формальной юриспруденции предшествовало разложение правосознания. Позитивистское правопонимание выражает довольно низкую ступень в разложении правосознания, отрицает право как проявление духа и утверждает механический произвол. Общество оказывается жертвой открытого физического насилия и обмана, достигает крайней точки моральной деградации и трагически расплачивается за свое безрассудство. Рекламируемые утилитаризм, практицизм и прагматическая целесообразность обернулись для общества самой непрактичной и неутилитарной гуманитарной катастрофой.
 
Библиография
1 См.: Лейст О.Э. Три концепции права // Гос-во и право. 1991. № 12. С. 3.
2 См.: Бабаев В.К. Понятие права // Общая теория права: Курс лекций. — Н. Новгород, 1993. С. 21—22.
3 См.: Нерсесянц В.С. Философия права: либертарно-юридическая концепция // Вопросы философии. 2002. № 3. С. 3.
4 См.: Мартышин О.В. Совместимы ли основные типы понимания права? // Гос-во и право. 2003. № 6. С. 13—21.
5 Байтин М.И. Сущность права: Современное нормативное правопонимание на грани двух веков. — Саратов, 2001. С. 331.
6 См.: Чистое учение о праве Ганса Кельзена: Сб. переводов. — М., 1988. Вып. 2. С. 68.
7 Основные концепции права и государства в современной России: Мат-лы круглого стола // Гос-во и право. 2003. № 5.
С. 113.
8 См.: Раянов Ф.М. Юридическое право: время разобраться по существу. — Уфа, 2001. С. 24.
9 См.: Мицкевич А.В. Общее «нормативное» понятие права и его место в марксистском правопонимании // Сов. гос-во и право. 1988. № 6. С. 15.
10 Kantorowich H. The Definition of Law. — Cambridge, 1958. P. 79.
11 Всемирная история государства и права: Энцикл. слов. — М., 2001. С. 253.
12 Коркунов Н.М. История философии права. — СПб., 1912. С. 474—475.
13 Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. — М., 1994. Т. 1. С. 449.
14 Алексеев С.С. Самое святое, что есть у Бога на земле. Иммануил Кант и проблемы права в современную эпоху. — М., 1998. С. 145.
15 Hart H. The Concept of Law. — Oxford, 1961. P. 201.