Применение Международным уголовным судом норм международного гуманитарного права и международного права прав человека

УДК 341.48/.49

Страницы в журнале: 144-148

Н.М. Лямин,

аспирант кафедры международного права Юридического института Российского университета дружбы народов Россия, Москва nikator_73@mail.ru

Рассматриваются полномочия и деятельность Международного уголовного суда. Раскрывается сфера возможного применения Международным уголовным судом принципов и норм международного гуманитарного права и международного права прав человека.

Ключевые слова: Международный уголовный суд, Римский статут, трибунал, нормы, международный правовой акт, преступление, юрисдикция, международное гуманитарное право, международное право прав человека.

Создание Международного уголовного суда (далее — Суд, МУС) положило начало принципиально новому этапу развития международного уголовного права. В отличие от международных уголовных трибуналов ad hoc, МУС формировался не под конкретную ситуацию, а «на перспективу», что освобождало его от обвинений в ретроспективном применении права и в избирательном характере деятельности.

Римский статут Международного уголовного суда (далее — Римский статут, Статут) — международный правовой акт, достаточно детально излагающий нормы международного уголовного права, применяемого Судом [8]. Наиболее исчерпывающе в данном документе представлена так называемая особенная часть этой отрасли международного права, т. е. конкретные составы международных преступлений.

Согласно п. 1 ст. 22 Статута «лицо не подлежит уголовной ответственности по настоящему Статуту, если только соответствующее деяние в момент его совершения не образует преступления, подпадающего под юрисдикцию Суда» [8, с. 275]. Статья 5 Римского статута определяет категории (группы) подпадающих под юрисдикцию МУС международных преступлений, а статьи 6—8 и 8-bis Статута очерчивают круг конкретных составов преступлений, подведомственных Суду [8, с. 258—266].

Следует отметить, что Статут не только дает исчерпывающее определение всех составов преступлений, подведомственных Суду, но и не допускает их произвольного толкования. Пункт 2 ст. 22 Статута гласит: «Определение преступления должно быть точно истолковано и не должно применяться по аналогии» [8, с. 275]. Актом аутентичного толкования составов преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС, являются Элементы преступлений — международный документ, принятый Ассамблеей государств-участников Римского статута Международного уголовного суда. Римский статут, Элементы преступлений, а также Правила процедуры и доказывания (регламентирующие процессуальные вопросы осуществления Судом правосудия) являются документами, применяемыми Международным уголовным судом в первую очередь (п. 1 ст. 21 Статута) [8, с. 274]. Однако положения самого Статута указывают на то, что применимое МУС право не исчерпывается вышеуказанными международными документами. В частности, п. 2 ст. 21 Статута говорит о том, что Суд в соответствующих случаях использует «применимые международные договоры, принципы и нормы международного права, включая общепризнанные принципы международного права вооруженных конфликтов» [8, с. 274]. В данной связи представляется немаловажным определить сферу и порядок применения Судом принципов и норм международного права, не отраженных непосредственно в вышеуказанных международных актах.

Предлагается ограничиться рассмотрением международных принципов и норм, относящихся к таким отраслям международного публичного права, как международное гуманитарное право и международное право прав человека. Данные сферы наиболее тесно связаны с международным уголовным правом, возникновение и становление которого в значительной степени явилось реакцией на крупномасштабные преступные нарушения прав человека, а также законов и обычаев войны.

В отношении порядка применения Судом принципов и норм международного гуманитарного права и международного права прав человека очевидным является дополнительный, субсидиарный характер правовых норм, составляющих данные отрасли международного публичного права, по отношению непосредственно к положениям Статута.

Что касается сферы использования принципов и норм международного гуманитарного права и международного права прав человека, целесообразно выделить несколько знаковых направлений, объективно предполагающих подобное применение.

1. Определение контекстного элемента международных преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС. Термин «контекстный элемент» используется в науке международного уголовного права для обозначения связи состава преступления с обстоятельствами, квалифицирующими его в качестве международного преступного деяния. Так, контекстным элементом преступлений против человечности является их связь с широкомасштабным или систематическим нападением на любых гражданских лиц; контекстным элементом военных преступлений выступает связь данных деяний с вооруженным конфликтом. Данный элемент зачастую определяющий как для правильной квалификации преступлений, так и для отграничения одного вида преступлений, подпадающих под юрисдикцию Суда, от другого. Вышеуказанный элемент позволяет не только отграничить международные преступления, подпадающие под юрисдикцию МУС, от преступлений общеуголовных, но и дифференцировать составы преступлений, имеющие весьма сходную (если не тождественную) объективную сторону, однако относящиеся к различным категориям международных преступных деяний (в частности, преступлениям против человечности и военным преступлениям). Особую значимость контекстный элемент приобретает для квалификации военных преступлений, совершающихся лишь в ходе вооруженного конфликта. При этом ст. 8 Римского статута разграничивает составы преступлений, совершенных в ходе вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера [8, с. 261—266].

Соответствующая квалификация вооруженного конфликта имеет значение для определения «порога применения» к нему норм международного гуманитарного права, а следовательно, и международного уголовного права (в части, касающейся совершения в ходе данного конфликта военных преступлений).

Так, в отношении вооруженных конфликтов международного характера нормы международного гуманитарного права применяются с начала (юридического или фактического) такого вооруженного конфликта. Статья 2 (общая для четырех Женевских конвенций 1949 года (далее — Женевские конвенции)) называет случаи, при которых положения конвенций будут применяться: объявление войны; другой вооруженный конфликт, возникающий между двумя или несколькими государствами (даже в том случае, если одно из них не признает состояние войны); оккупация всей или части территории государства (даже если эта оккупация не встретит никакого вооруженного сопротивления) [4, с. 453]. Комментируя данный аспект международного гуманитарного права, Г. Верле пишет: «Межгосударственный конфликт происходит в том случае, когда государство использует военную силу непосредственно против пользующейся международно-правовой защитой территории другого государства» [1, с. 493].

Порог применения международного гуманитарного права в контексте вооруженного конфликта немеждународного характера значительно выше. Пункт 1 ст. 1 Дополнительного протокола к Женевским конвенциям, касающегося защиты жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера (1977 год, далее — Протокол II), провозглашает, что положения данного протокола применяются ко всем вооруженным конфликтам «происходящим на территории какой-либо Высокой Договаривающейся Стороны между ее вооруженными силами и антиправительственными вооруженными силами или другими организованными вооруженными группами, которые, находясь под ответственным командованием, осуществляют такой контроль над частью ее территории, который позволяет им осуществлять непрерывные и согласованные действия и применять настоящий Протокол» [3, с. 487]. Однако п. 2 ст. 1 Протокола II уточняет, что положения международного правового акта не применяются «к случаям нарушения внутреннего порядка и возникновения обстановки внутренней напряженности, таким, как беспорядки, отдельные и спорадические акты насилия и иные акты аналогичного характера, поскольку таковые не являются вооруженными конфликтами» [3, с. 487—488].

Формулировка п. «f» ст. 8 Римского статута во многом повторяет формулировку ст. 1 Протокола II применительно к военным преступлениям, совершаемым в ходе вооруженного конфликта немеждународного характера и подпадающим под юрисдикцию МУС, несколько расширяя ее. Данная норма международного уголовного права не требует, в частности, обязательного контроля неправительственных вооруженных групп над частью территории государства, в котором происходит внутренний вооруженный конфликт, и наличия у неправительственных вооруженных формирований «ответственного командования». Критериями, отличающими вооруженные конфликты немеждународного характера от обычных беспорядочных актов насилия, Римский статут называет организованность вооруженных групп и длительность вооруженного конфликта [8, с. 266].

В то же время критерии, обозначенные в Статуте, объективно содержат (с возможными незначительными поправками) и признаки вооруженных конфликтов немеждународного характера, зафиксированные в договорных нормах международного гуманитарного права. Так, длительность конфликта и наличие организованных вооруженных неправительственных формирований немыслимы без контроля данных формирований над определенными участками территории (пусть и находящимися в ненаселенной и труднодоступной местности) для размещения военных баз, складов вооружения, органов военного управления и т. п. Наличие ответственного командования также следует считать признаком вооруженного конфликта немеждународного характера, отграничивающим указанный конфликт от «беспорядков, отдельных и спорадических актов насилия и иных актов аналогичного характера». Фактическая автономия полевых командиров данных формирований не противоречит указанному признаку, так как не отменяет организационного единства соответствующих неправительственных вооруженных формирований, а лишь децентрализует его.

Таким образом, можно констатировать, что принципы и нормы международного гуманитарного права являются вспомогательным механизмом для определения контекстного элемента военных преступлений, способным оказать помощь Суду в их правильной и обоснованной квалификации.

2. Определение и уточнение содержания понятий, относящихся к объективной стороне совершенных (совершаемых) международных преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС (например, понятий комбатанта, оккупации, отличительных эмблем, установленных Женевскими конвенциями, запрещенных средств и методов ведения войны). Ряд составов военных преступлений, закрепленных ст. 8 Статута, оперирует вышеуказанными понятиями, не раскрывая их содержания, что делает обращение к нормам международного гуманитарного права (определяющим данное содержание) неизбежным и закономерным.

3. Решение вопросов, связанных с передачей лиц, совершивших преступления, подпадающие под юрисдикцию МУС, государствами, не являющимися участниками Римского статута, в руки Суда для осуществления над ними правосудия. Следует упомянуть такие международные правовые акты, как Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948 года, Конвенция о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечности 1968 года, Международная конвенция о пресечении преступления апартеида и наказании 1973 года.

Несмотря на то что нормы материального международного уголовного права, содержащиеся в данных конвенциях, кодифицированы положениями Римского статута, они сохраняют свое значение при осуществлении международного сотрудничества МУС с государствами, не являющимися членами Статута, особенно по вопросам передачи международному правосудию лиц, обвиняемых в преступлениях, борьбе с которыми посвящены вышеупомянутые международные правовые акты. Указанные нормы фактически обязывают государства либо осуществить правосудие в отношении данных преступлений самостоятельно (что вполне укладывается в модель комплиментарности международного уголовного правосудия, закрепленную в Статуте МУС), либо передать для осуществления правосудия лицо, обвиняемое в соответствующих преступлениях (руководствуясь принципом aut dedere aut judicare), заинтересованной стороне (в частности, МУС).

Договорные нормы, зафиксированные в вышеупомянутых конвенциях, давно превратились в общепринятые нормы международного права, нормы erga omnes. В.А. Карташкин, комментируя данную правовую реальность (в отношении Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него), пишет: «независимо от того, является ли то или иное государство участником Конвенции и запрещают ли его законы совершение геноцида, лица, виновные в данном международном преступлении, подлежат привлечению к суду и наказанию» [5, с. 206]. Соответственно, нормы, закрепленные в указанных международных правовых актах, становятся действенным механизмом привлечения к сотрудничеству с МУС государств, не являющихся участниками Римского статута.

4. Определение тяжести совершенных преступлений, а также отягчающих и смягчающих вину обстоятельств, прежде всего при назначении Судом конкретного наказания лицам, признанным виновными в преступлениях, подпадающих под юрисдикцию МУС. Пункт 1 ст. 78 Римского статута выделяет критерии назначения Судом наказания лицу, признанному виновным в совершении преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС: «При определении меры наказания Суд в соответствии с Правилами процедуры и доказывания принимает во внимание такие факторы, как тяжесть преступления и личность осужденного» [8, с. 320]. Критерии несколько детализируются правилом 145 Правил процедуры и доказывания. Однако указанное правило не претендует на исчерпывающий перечень обстоятельств, определяющих тяжесть того или иного преступления. В п. «b» ч. 1 данного правила, перечисляющем отягчающие обстоятельства преступных деяний, подпадающих под юрисдикцию МУС, подпункт «VII» включает в них также «другие обстоятельства, которые, хотя они и не перечислены выше, по своему характеру аналогичны упомянутым» [6, с. 423].

Для правового определения «других обстоятельств» представляется допустимым применение принципов и норм международного гуманитарного права и международного права прав человека. Это наиболее актуально при рассмотрении насильственных преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС, совершаемых в отношении определенных уязвимых категорий лиц, пользующихся наибольшей защитой по международному и национальному праву: несовершеннолетних, инвалидов и др. Особая защита прав отдельных уязвимых категорий лиц apriori предполагает и большую степень ответственности за преступное нарушения прав данных категорий. На отягчающий характер преступных деяний, совершенных в отношении представителей уязвимых групп, указывала, в частности Межамериканская комиссия по правам человека (далее — Комиссия). Так, при рассмотрении дела 12.579, Valentina Rosendo Cantu and other sv. Mexico Комиссия установила, что в случаях изнасилования женщин из числа коренного населения насилие усугубляется ввиду их уязвимости в таком качестве [7, с. 303]. Применение в данной связи, рассматриваемых принципов и норм может предоставить Суду необходимые правовые механизмы для законности и обоснованности приговора и наказания.

Так, Декларация о защите женщин и детей в чрезвычайных обстоятельствах и во время вооруженных конфликтов 1974 года провозглашает «необходимость предоставить особую защиту женщинам и детям, относящимся к гражданскому населению» [2, с. 240]. Следует также упомянуть Конвенцию о правах ребенка 1989 года, Декларацию о правах инвалидов 1975 года, Декларацию о правах умственно отсталых лиц 1971 года.

5. Решение вопросов, связанных с исполнением наказания, а также с мерами пресечения в отношении лиц, обвиняемых в совершении преступлений, подпадающих под юрисдикцию Суда. Применение МУС рассматриваемых принципов и норм представляется необходимым в сфере реализации надзора Суда за осуществлением приговора и условиями лишения свободы. Пункт 1 ст. 106 Статута провозглашает: «Исполнение наказания в виде лишения свободы осуществляется под надзором Суда и должно соответствовать широко признанным международным договорным стандартам обращения с заключенными» [8, с. 342]. В данной связи следует выделить Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 года, Конвенцию против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания 1984 года и Конвенцию о защите прав человека и основных свобод 1950 года.

В заключение следует констатировать, что применение МУС принципов и норм международного гуманитарного права и международного права прав человека объективно носит субсидиарный характер. Не внося коррективы и дополнения в конкретные составы преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС, указанные международные правовые принципы и нормы могут помочь Суду в следовании общепринятому пониманию используемой в положениях Статута специальной терминологии, в юридически верной оценке контекстуальных обстоятельств (контекстного элемента) и в определении степени тяжести тех или иных преступных деяний.

Список литературы

1. Верле Г. Принципы международного уголовного права: учеб. / пер. с англ. С.В. Саяпина. О.: Фенiкс; М.: ТрансЛит, 2011.

2. Декларация о защите женщин и детей в чрезвычайных обстоятельствах и во время вооруженных конфликтов от 14.12.1974 // Международные акты о правах человека. Сборник документов. М.: НОРМА (НОРМА—ИНФРА-М), 2000. С. 239—240.

3. Дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12.08.1949, касающийся жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера (Протокол II) от 08.06.1977 // Международные акты о правах человека. Сборник документов. М.: НОРМА (НОРМА—ИНФРА-М), 2000. С. 487—493.

4. Женевская конвенция о защите гражданского населения во время войны от 12.08.1949 // Международные акты о правах человека. Сборник документов. М.: НОРМА (НОРМА—ИНФРА-М), 2000. С. 453—467.

5. Карташкин В.А. Права человека: международная защита в условиях глобализации. М.: Норма, 2009.

6. Правила процедуры и доказывания // Международное уголовное право в документах: учеб. пособие: в 2 т. Т. 2 / сост. Р.М. Валеев, И.А. Тарханов, А.Р. Каюмова. 2-е изд., перераб. и доп. М., Статут, 2010. С. 353—454.

7. Региональные системы защиты прав человека: учеб. пособие / отв. ред. А.Х. Абашидзе. М.: РУДН, 2012.

8. Римский статут Международного уголовного суда от 17.07.1998 // Международное уголовное право в документах: учеб. пособие: в 2 т. Т. 2 / сост. Р.М. Валеев, И.А. Тарханов, А.Р. Каюмова. 2 изд-е, перераб. и доп. М., Статут, 2010. С. 256—352.