Антиобщественные традиции, обычаи и привычки различных этнических групп

УДК 343.975.5 

Страницы в журнале: 124-127

А.М. ЗЮКОВ,

кандидат юридических наук, докторант кафедры криминологии и организации профилактики преступлений Академии ФСИН России

Исследуются антиобщественные традиции, обычаи, привычки разных этнических групп. Автор приходит к выводу, что таковые существуют в различных этногруппах.

Ключевые слова: антиобщественные традиции, обычаи, привычки.

Author is explore anti-social traditions, consuetudes, habits of different ethnic groups. Author comes to conclusion, that such exist in different ethnic groups.

Keywords: anti-social traditions, consuetudes, habits.

Еще в XIX веке К. Маркс сказал: «Культура, если она развивается стихийно, а не направляется сознательно, оставляет после себя пустыню»[1]. В современной России эта фраза не потеряла своей актуальности. Можно сказать, что если процессом культуры не управлять, то она превращается в бескультурье. Многие исследователи данной проблемы начинают рассматривать вопросы антиобщественных традиций с момента попадания человека в антиобщественное окружение профессионального преступного мира, пропитанного субкультурой. В частности, С.Я. Лебедев рассматривал традиции и обычаи преступного мира[2]. При этом исследователями не учитывается, что становление личности происходит многим ранее — в семье, в общине, тейпе, таборе, этнической группе… Как указывает А.И. Долгова, на преступном поведении лиц сказываются и сформированные с детства привычки, установки, обычаи и традиции той или иной национальной среды[3].

Поведение человека в обществе типизировано, т. е. подчиняется выработанным в коллективе схемам действий в определенных ситуациях, поэтому оно с неизбежностью во многих отношениях стандартно. Всякое общество, заботясь о своих целостности и единстве, вырабатывает систему социальных кодов (программ) поведения, предписываемых его членам[4].

Криминологически значимой является и этническая среда, не совпадающая с региональной. Например, это может быть русская, армянская, татарская, чеченская, еврейская и другие диаспоры. Часть преступности как раз бывает связана с нерешенностью проблем учета характеристик населения, состоящего из представителей различной национальности, но находящегося в условиях одного региона с его социально-экономическими и политическими условиями[5].

Зарубежные криминологи чаще уделяли внимание этническому фактору, исследуя влияние на преступность расы, национальности. Однако они приходили к выводу, что такое влияние опосредуется другими, социально-экономическими факторами (например, бедностью, миграцией). Японский криминолог Канн Уэда среди факторов сдерживания роста преступности в Японии выделяет так называемый естественный фактор: преимущественно однородную социальную структуру населения, островное положение государства и единство языка, недопущение в политических и экономических целях в течение длительного времени систематического притока представителей других народов. При этом само по себе наличие на одной территории представителей различных национальностей создает конфликты культур, ослабляет возможности социального контроля над преступностью и увеличивает ее в обществе[6].

Как разновидность социального контроля у народов Кавказа рассматривается кровная месть. Характерно также, что, например, литература народов Дагестана, по мнению специалистов, воспевала идеал героической личности, несгибаемого защитника отчизны и последовательного борца за социальную справедливость, его права на проявление своих чувств и, что примечательно, выбор модели поведения вопреки нормам, сковывающим его индивидуальность[7]. Существенным элементом этногенетических аспектов кавказской ментальности является весьма жесткая регламентация поведения человека в обществе при сохранении суверенитета личности во всей ее индивидуальности[8].

Жизнь по мусульманским традициям и обычаям все четче просматривается в мусульманских общинах адыгов, ногайцев, карачаевцев, балкарцев и других народов, компактно проживающих на территории Ставропольского и Краснодарского краев, других южных областей России, где сейчас отмечается резкое увеличение числа верующих. При этом преступления, связанные с угоном лошадей, совершаются не только представителями Северного Кавказа, — характерны они и для представителей цыганской народности. Однако если для жителей Кавказа такое преступление служит доказательством доблести и смелости (что, конечно, не оправдывает их), то цыгане подобные преступления совершают в корыстных целях.

Похищение лошадей не является пережитком прошлого в деятельности цыганских групп. В 1998 году к уголовной ответственности были привлечены члены цыганской семьи, совершавшей хищения крупного рогатого скота и лошадей на территории нескольких районов Владимирской области с использованием двух грузовых машин. При этом К., глава цыганской семьи из рода ловаров, ранее был осужден на 6 лет лишения свободы за неоднократные хищения крупных партий лошадей (четыре—восемь голов). В состав преступной группы входили два сына К.[9]

Заслуживает внимания точка зрения Э. Паина, генерального директора Центра этнополитических и региональных исследований, о том, что закупку наркотиков в Центральной Азии и поставку их в Россию чаще всего осуществляют представители национальностей, имеющих корни и связи в тех местах: таджики, таджикские цыгане (люли), реже узбеки, афганцы, крымские татары. Люди идут на преступления, связанные с транспортировкой наркотиков, так как не в силах прокормить свои семьи[10].

К негативным традициям народов, населяющих Среднюю Азию, следует отнести также употребление наркотических средств вместо лекарств при различных заболеваниях. Объяснить одной безработицей факт употребления наркотиков нельзя. Так, в 1999 году по уголовному делу было установлено, что обвиняемый — организатор сообщества К. — сбыл опий своему двоюродному брату в целях употребления его в виде раствора для снятия боли в почках, т. е. вместо лекарства, так как ранее таким образом поступали их матери, которые давали опийный раствор при любом заболевании[11].

Таким образом, среди отдельных представителей народов, населяющих Среднюю Азию, укоренились традиции бытового употребления легких наркотиков (производных конопли — марихуаны, гашиша) в виде растворов, чая, курения. Один из таких случаев был зафиксирован при задержании членов преступной группы в последний день празднования Рамадана: большинство задержанных имели при себе гашиш для курения.

Исследование антиобщественных, преступных традиций и обычаев позволяет сделать вывод о достаточно широкой их распространенности в современной уголовной среде. Все лица, образующие данную среду, если не соблюдают, то во всяком случае находятся под влиянием этих традиций и обычаев. Это, в свою очередь, способствует стабилизации уголовной среды, а также ее расширенному воспроизводству. Такое положение требует выработки эффективных профилактических мер, направленных на нейтрализацию криминогенного влияния преступных традиций и обычаев как внутри, так и за пределами антисоциальных сообществ. Этому должно помочь криминологическое изучение механизмов влияния указанных традиций и обычаев на преступность, отдельные ее виды, личность правонарушителя, формирование антиобщественного поведения.

Примером антисоциального сообщества может послужить так называемое «Узбекское дело» по фактам коррупции в высших эшелонах власти в Узбекистане. Т. Гдлян и Е. Додолев убедительно показали в своем исследовании (выразившемся в расследовании уголовного дела) антиобщественную традицию народов Средней Азии, заключающуюся в даче взяток на всех этажах административной пирамиды власти, зачастую без взаимной сделки между взяткодателем и взяткополучателем, повинуясь лишь сложившимся в обществе традициям и стереотипам поведения этнических групп[12].

Криминальная субкультура при включении в нее этнического компонента оправдывает совершение преступлений, отрицает вину и ответственность за содеянное, заменяет низменными побуждениями благородные и возвышенные мотивы:

— в насильственных преступлениях — чувством «коллективизма», товарищеской взаимопомощи, обвинением жертвы и т. д. Национальный фольклор ингушей фиксирует одну существенную черту в психологии человека в отношении к плохому: каким бы плохим ни был человек, он не хочет признать себя таковым. «Когда сказали: давайте убивать “плохих”, самый плохой наточил свою саблю»[13];

— в корыстных преступлениях — идеей перераспределения имеющейся у людей собственности и ее присвоения с самой разнообразной «позитивной» мотивацией. Например, с богатым имущим сословием возможна только вражда. Богатые олицетворяют собой представление о плохом, бедные — о хорошем, достойном, справедливом. Народ здесь размышляет о том, можно или нельзя враждовать с богатыми, к чему приводит вражда с ними, если бедные ведут борьбу за честное, справедливое дело. Опыт жизни одного поколения подсказывал, что победа в такой борьбе остается за богатыми. Поэтому фольклор советует: «С сильным не борись, с богатым не судись»[14].

Представление о юридических и правовых взаимоотношениях, не оформившихся в формулах законов и правовых установлений, дают пословицы и поговорки. В огромной массе произведений афористического творчества дагестанских горцев наряду с пословицами, выразившими их прогрессивные устремления, встречаются и такие, в которых отложились народные суеверия, предрассудки, антинародная мораль, антинародные традиции. В старинных дагестанских пословицах не только показана сила власти денег, но и подчеркнута мысль, что деньги становятся средством достижения любых целей. «Пустую руку и собака не лижет» (табасаранская поговорка)[15].

С.М. Иншаков отмечает, что, попав в преступную группу и восприняв ее субкультуру, человек как бы освобождается от иных социальных запретов, более того, их нарушение нередко бывает одной из норм криминальной субкультуры[16]. Н.И. Минкина рассматривает сущность преступности в контексте культуры как триаду «общество — культура — преступность» и отмечает усиление экспансии субкультуры преступного мира[17]. С.Я. Лебедевым был сделан вывод о том, что возникновение преступных традиций и обычаев связано с появлением преступности в обществе. Их формирование — это результат преломления через преступную деятельность сложившихся в обществе норм взаимоотношений между людьми, а также модернизация негативных традиций и обычаев[18].

Проводя исследование антиобщественных традиций, нельзя не остановиться на ассимиляции таких традиций с культурой другого народа. Например, в одной преступной группе пособником был неоднократно судимый за скупку похищенного С., который придерживался жизненного принципа, характерного, пожалуй, для всех скупщиков и заимствованного из китайской мифологии: «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». Этот жизненный принцип нашел метафорическое отражение в подаренном ему преступниками брелоке с изображением трех обезьян, у каждой из которых были закрыты либо глаза, либо уши, либо рот[19].

В условиях отсутствия в России национальной политики, направленной на предупреждение развития антиобщественных традиций среди представителей различных народностей и национальностей, а также пропаганды и развития здоровых культурных ценностей, антиобщественные традиции и обычаи, на которые опираются представители отдельных этнических групп, снижают общий уровень правовой культуры в таких группах, родах, тейпах, общинах, влияют на общий уровень социализации этнической группы.

Следует учитывать, что правовая культура — это особое социальное явление, которое может быть воспринято как качественное правовое состояние и личности, и общества, и с этих позиций правовая культура общества предстает как разновидность общественной культуры, отражающей определенный уровень правосознания, законности, совершенства законодательства и юридической практики и охватывающей все ценности, которые созданы людьми в области права[20].

Представляется целесообразной переоценка государством национальной политики в области культурного и общеобразовательного развития общества России в целях слома антиобщественных традиций. Об этом говорил Р.Г. Абдулатипов: о необходимости соответствующей, ориентированной на укрепление многонациональности социально-экономической и национальной политики, объединяющей граждан, социальные и этнические группы в единую семью, нацию-государство[21]. В противном случае этнические общности будут вести свою жизнь по «собственным правилам», которые зачастую противоречат нормам действующих законов.

У России нет «кавказской политики», а значит, по мнению Р. Абдулатипова, Кавказ вынужден строить соответствующую политику в отношении России — свою внутреннюю политику[22].

В заключение можно высказать следующие выводы.

1. Антиобщественные традиции и обычаи присутствуют в культуре разных этнических групп.

2. Правовые традиции в современной России в условиях неуправляемости становятся антиобщественными, а культура превращается в бескультурье.

3. Антиобщественные традиции и обычаи, на которые опираются представители отдельных этнических групп, снижают общий уровень правовой культуры в таких группах, родах, тейпах, общинах, влияют на общий уровень социализации этнической группы.

4. Антиобщественные традиции и обычаи в условиях отсутствия национальной политики проявляют тенденцию к взаимной ассимиляции, укоренению в обществе.

5. Человек, личность, член этнической группы приобретает, развивает и трансформирует элементы субкультуры — части антиобщественной культуры своего этноса — микросреды, в которой родился, вырос и воспитывался, в элементы криминальной субкультуры, в традиции совершения преступлений.

6. Современной России необходимо принятие государственных мер по сближению культур различных народов, устранение элементов, вызывающих их противоречия.

7. Антиобщественные обычаи и традиции, их влияние на совершаемые преступления подлежат глубокому криминологическому исследованию.

8. Антиобщественные традиции и обычаи подлежат решительному слому. При этом правоприменителю следует чаще использовать нормы действующего законодательства для предупреждения трансформации таких традиций в оправдание и основу совершения преступлений.

Библиография

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 32. С. 45. Цит. по: Основы марксистско-ленинской философии. — М., 1975. С. 244.

2 См.: Лебедев С.Я. Антиобщественные традиции, обычаи и их влияние на преступность: Учеб. пособие. — Омск, 1989. С. 72.

3 См.: Долгова А.И. Преступность, ее организованность и криминальное общество. — М., 2003. С. 191—192.

4 См.: Байбурин А.К. Некоторые вопросы этнографического изучения поведения // Этнические стереотипы поведения. — Л., 1985. С. 7—21.

5 См.: Криминология: Учеб. для вузов / Под общ. ред. А.И. Долговой. — М., 2001. С. 240—241.

6 См.: Уэда Канн. Преступность и криминология в современной Японии. — М., 1989. С. 95.

7 См.: Ахриев Р.И. Культура народов Северного Кавказа как одна из ценностей горской кавказской цивилизации // История Северного Кавказа. Северокавказская цивилизация: вчера, сегодня, завтра. — Пятигорск, 1998. С. 7.

8 См.: Абдулатипов Р.Г. Авторитет разума: (О философии разумной практики). — М., 1999. С. 219.

9 Архив Юрьев-Польского районного суда за 1998 г. Уголовное дело № 500.

10 См.: Россия. 2003. 16 июля. С. 6.

11 СУ при УВД Владимирской области. Уголовное дело № 1384. 1998 г. Т. 7—9.

12 См.: Гдлян Т., Додолев Е. Пирамида-1. — М., 1990. С. 240.

13 Танкиев А.Х. Духовные башни ингушского народа: Сб. ст. и материалов о народной культуре. — Саратов, 1997. С. 296.

14 Там же.

15 Гасанов М.М. Дагестанские народные пословицы, поговорки, загадки. — Махачкала, 1971. С. 24.

16 Там же. С. 168.

17 См.: Минкина Н.И. Преступность в контексте культуры // Проблемы правовой и криминологической культуры борьбы с преступностью. — М., 2002. С. 14—16.

18 См.: Лебедев С.Я. Антиобщественные традиции, обычаи и их влияние на преступность: Учеб. пособие. — Омск, 1989. С. 69.

19 Архив Ленинского районного суда г. Владимира. Дело № 487.

20 См.: Общая теория права: Курс лекций / Под. ред. В.К. Бабаева. — Н. Новгород, 1993. С. 499.

21 См.: Абдулатипов Р.Г. Создание российской нации // Российская газета. 2003. 28 авг. С. 7.

22 См.: Он же.  Авторитет разума. С. 242.