Толкование и правовая терминология

УДК 340.113

Страницы в журнале: 3-6

А.Н. ШЕПЕЛЕВ,

кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права и процесса Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина

Рассматриваются вопросы толкования правовых норм; анализируется законодательно установленный круг лиц, который имеет право на официальную трактовку законов; устанавливается, что интерпретация законодательных норм, предлагаемая обычными гражданами, не является официальной; формулируется вывод о том, что идея о введении в широкое обращение специальной терминологии несовместима с реальностью и вряд ли приведет к какому-либо положительному результату.

Ключевые слова: толкование, правовая терминология, полномочия, государство, граждане, нормативный акт.

Interpretation and law terms

Shepelyov A.

Questions of interpretation of rules of law are considered; legislatively established circle of persons which has the right to official treatment of laws is analyzed; it is established that the interpretation of legislative norms offered by usual citizens, isn’t official; the conclusion that the idea about introduction in the wide reference of special terminology is incompatible with a reality is formulated and hardly will lead to any positive result.

Keywords: interpretation, legal terminology, powers, the state, citizens, the statutory act.

Толкование правовой терминологии связано с понятием аудитории и адресата. Правовая система нашей страны включает, кроме всего прочего, официальные письменные формулировки в нормативных актах. Данные письменные формулировки отличаются от других письменно закрепленных документов тем, что существует некий круг официальных лиц, который имеет право указывать «правильное» или официальное толкование законов, тем самым любые другие трактовки не имеют законной силы.

У. Эскридж полагает, что известная свобода действий государственных органов, заключающаяся в возможности принимать те или иные решения, основывается на так называемых регулируемых переменных[1]. Это языковые приемы, используемые в тексте законов, предоставляющие выбор из ряда значений и возможных применений. Юридическое значение слова в текстах нормативных актов может разниться в зависимости от тематики последних, государственной политики в целом, а также степени «переданных свобод». Терминология законов функциональна и предназначена для достижения целей регулирования и контролирования.

Нет ничего нового в том, что в определенных обстоятельствах законодатель намеренно осуществляет передачу части властных полномочий. Механизм данного делегирования носит преимущественно лингвистический характер. К примеру, передача законодателем некоторых свобод (полномочий) административным органам — обычное явление. Однако, если в ряде случаев закон говорит открыто и прямо, то всегда существует и другой путь, заключающийся в неопределенности формулировки, позволяющей уполномоченному государственному служащему применить делегированную свободу, состоящую в возможности выбора надлежащих действий в рамках сложившейся ситуации. Именно таким путем передаются некоторые полномочия. Двусмысленность в терминологии законов непременно наделяет определенной властью. Уровень языковой обобщенности говорит о намерении говорящего предоставить возможность выбора действий другому лицу. Чем более общий характер носит термин в нормативном акте, тем большая свобода действий имплицитно передается соответствующему должностному лицу. Ярким примером «регулируемых переменных» являются слова типа «надлежащий», «соответствующий», «существенный», «реальный». Несомненно, двусмысленность порой становится очевидной лишь в случае запутанных дел. Данный подход к неоднозначности текстов законов отличается от тех, в рамках которых устанавливаются правила принятия должностным лицом верного решения в случае неопределенности терминологии. Напротив, термин, допускающий двоякое толкование, может быть рассмотрен как языковой прием, направленный на передачу задачи определения границ некоторых параметров либо нюансов исполняющему должностному лицу. Можно, конечно, поспорить, является ли данный языковой прием способом наделения других лиц определенной свободой действий либо властными полномочиями принимать решения по собственному усмотрению.

Согласно У. Эскриджу, «в отличие от других коммуникативных высказываний, нормативные акты адресованы широкой и гетерогенной аудитории. Данная аудитория включает государственных служащих разных уровней, являющихся обычно основным адресатом, а также граждан. В связи с тем, что нормативные акты директивны по своей сути и бессрочны (как правило), их целевая аудитория включает также будущих государственных служащих и граждан. Гетерогенность целевой аудитории, неограниченная продолжительность действия коммуникации и ключевая роль государственных служащих наводит на мысль о необходимости возможности действовать по собственному усмотрению»[2].

Однако следует отметить, что мы видим основной целевой аудиторией именно государственных служащих, а не граждан. Таким образом, идея регулируемых переменных особенно важна для первых. Говорить о гражданах как о лицах, толкующих нюансы нормативных актов, бессмысленно, так как вряд ли индивидуальный взгляд обычного гражданина на интерпретацию того или иного закона представляет интерес в каком-либо государственном учреждении либо на судебном заседании. Также сложно предположить, что законодатель заложил в текст закона некоторую неопределенность, двусмысленность, чтобы передать возможность трактовки отдельным гражданам в надежде, что они сами во всем разберутся.

Г. Кельсен в свою очередь отмечает, что любое толкование со стороны обычных граждан не является аутентичным, поскольку никоим образом не влияет на мнения и решения лиц, ответственных за правоприменение и наказание[3].

Если целевым адресатом является государство, то потенциальное количество лиц, толкующих закон, сужается и, как результат, уменьшается число интерпретаций. Государство в этом случае включает в себя государственных служащих, представителей судебной власти, правоохранительных органов и т. д. Данное уточнение ограничивает в достаточной мере идею регулируемых переменных и устраняет слабую сторону теории У. Эскриджа. Обычные граждане не толкуют законы, этим занимаются госслужащие, суды разных инстанций и в меньшей степени органы, обеспечивающие правопорядок. Не имеет смысла интересоваться, как рядовые граждане понимают те или иные слова текста закона; рядовым гражданам незачем их читать. Они получают знания о содержании законов косвенно, но в достаточной мере от служащих государственных органов, занимающихся толкованием нормативных актов и обеспечивающих правоприменение. Те же служащие решают, какую смысловую нагрузку несет в себе тот или иной юридический термин в контексте конкретной фактической ситуации.

Рассмотрим в качестве примера вывеску перед входом в парк: «Въезд транспортных средств в парк воспрещен». Термин «транспортное средство» в разных ситуациях будет нести разную смысловую нагрузку. Представитель власти должен будет определить, является ли скутер, велосипед, инвалидная либо детская коляска транспортным средством и как поступить с машиной скорой помощи, вызванной для оказания помощи пострадавшему на территории парка. То есть патрулирующие парк представители правоохранительных органов, решая, следует ли привлекать к ответственности водителя машины скорой помощи, прибывшей на вызов, либо прикованного к инвалидной коляске посетителя, осуществляют первоначальный этап интерпретации. И только в дальнейшем будет решаться, подпадает ли данная ситуация под условия запрещающего правила. При этом гражданин ни в коей мере не наделен правом официального толкования закона, и не имеет никакого значения, рассматривает он свой скутер как транспортное средство или нет. Официальная интерпретация смысла закона совершается исключительно представителями государственной власти на различных уровнях. Подчинение закону, напротив, обычно не требует знания юридической терминологии; множество факторов формирует в гражданах модель правового поведения. Подобная модель сводится скорее к  толкованиям законов официально уполномоченными лицами, а не к действиям, основанным на личном понимании законов.

Следовательно, существует тесная связь между теми, кто вовлечен в процесс аутентичной либо официальной трактовки законов, и адресатами. Одна из ключевых характеристик адресата — это ответ на вопрос: уполномочен ли конкретный гражданин толковать нормативные акты? Интерпретация, осуществленная гражданами, не имеет юридической силы в судах либо административных органах, следовательно, граждане не могут быть включены в группу адресатов.

Юристы составляют большинство тех, кто работает с текстами нормативных актов. Именно поэтому они играют первостепенную роль среди аудитории, к которой обращается право. При этом тот факт, что одна группа людей, тесно связанная с правовой сферой в целом, образует основную часть тех, кто читает закон, лишний раз подтверждает мысль, что обычные граждане не являются адресатами.

Существует две возможные позиции юристов в рамках описываемой нами модели. Первая — юристы имеют отношение к закону не большее, чем обычные граждане, исключая чисто профессиональный интерес. Этот подход предполагает, что интерпретация законов юристом не имеет никакого влияния на действие закона. Юристы составляют речи с целью убедить судью принять определенные толкования; окончательное решение выносит судья. Если речь содержит слабые аргументы, трактовка, представленная юристом, рискует остаться без внимания.

Зачастую юристы убеждают своих клиентов в абсолютной правомерности действий последних, однако суд выносит противоположное решение. Например, если гражданин не выплачивал налоги, основываясь на информации, полученной на консультации у адвокатов, то заверения этих адвокатов сами по себе не являются достаточными для освобождения гражданина от последующей ответственности.

Другая позиция — именно юристы составляют большую часть тех, кто читает и анализирует нормативные акты. Юристы являются своеобразными посредниками, позволяющими гражданам получить определенное представление о законе. Любой индивидуум или организация (ее руководство), обладая глубокими знаниями законов в какой-либо области права, скорее всего получили эту информацию от юристов. Некоторые компании демонстрируют прекрасное понимание природоохранного, антимонопольного, налогового или иного законодательства. Но подобные знания редко являются результатом самостоятельного прочтения соответствующих нормативных актов, например, генеральным директором или собранием директоров. Логичней предположить, что организацию консультируют юристы. В конечном счете законодатели осознают, что именно юристы являются их основными читателями, поэтому многие детали рассчитаны на восприятие людьми, обученными юридической терминологии и принципам права.

А.Ф. Черданцев указывает, что «овладение методом толкования необходимо не только субъектам, подвергающим научному анализу те или иные нормативные акты, институты и отрасли права, но и практикующим работникам»[4], тем самым подтверждая мысль, что интерпретация осуществляется правоприменителями (госслужащими, юристами и др.).

Юристов можно рассматривать как специалистов, в некоторой степени зависимых от государства. К примеру, адвокаты, так сказать, ориентированы на государство, даже когда выступают в суде против него. Теоретически независимая коллегия адвокатов, являясь, в сущности, частью судебной системы, устанавливает определенные профессиональные требования для допуска к практической деятельности, ориентируясь на правовую систему государства.

Итак, если законы пишутся для толкования государственными служащими, а также юристами в ходе их правоприменительной деятельности, вероятно, не имеет особого смысла исключение необходимой специальной терминологии из текстов нормативных актов с целью их упрощения для понимания неспециалистами. Стремление сделать доступнее смысл текстов законов и прочей правовой документации приводит к попыткам сведения к минимуму профессионального юридического языка не только в потребительских договорах, но и в судебной документации и законах. Очевидно, что потребительские договоры (договоры найма жилого помещения, индивидуальные страховые полисы, соглашения о займе) должны содержать терминологию, понятную каждой из сторон. Подобным образом бессмысленно созывать суд присяжных заседателей, если последние не понимают инструкций, изложенных профессиональным юридическим языком. Однако иначе ситуация обстоит со сведением текстов законов и иных нормативных актов к доступному для понимания обывателями языку, так как это стремление базируется на предположении, что граждане читают законы.

Несомненно, ясность, точность, современный стиль изложения важны для судей и госслужащих в той же мере, что и для рядовых граждан. Процесс расшифровки и толкования громоздких языковых конструкций занимает немало времени. Однако данная мотивация отличается от заблуждения, что чтение законов может быть интересно для общества в целом. Конечно, упрощение языка нормативных актов до некоторой степени может помочь, к примеру, начинающим юристам проводить более качественные консультации клиентов. Но сами клиенты вряд ли будут испытывать необходимость ознакомиться с законами самостоятельно, как бы доступен и прост ни был язык изложения этих законов.

Более того, существует очевидная практичность в использовании специальной терминологии. Для профессионального юриста смысловая нагрузка одного слова может включать в себя фразу либо целый ряд понятий. Применение в текстах законов подобных терминов с узкой правовой смысловой нагрузкой необходимо и действенно. Ведь правовые основы нашего государства не находятся под угрозой, если обыватель не знает, что означает «договор коммерческой концессии» или что «встречное удовлетворение» в тексте договора не то же, что альтруизм, добрососедство или созерцание. Данные термины адресованы определенным лицам, которых государство наделило правом обеспечивать исполнение текстов нормативных актов. Граждане могут лишь несознательно и порой невольно пользоваться созданной на основе этих профессиональных терминов системой.

Подобный анализ может быть применен к идее упрощения юридического языка для восприятия обычными гражданами текстов нормативных актов. Теория о том, что слова в текстах законов должны быть понятны гражданам, не имеющим юридического образования, по меньшей мере кажется странной. Обычные люди не читают законов и не анализируют смысловую нагрузку слов. Эти самые слова адресованы государственным служащим, и весь вопрос должен состоять в том, какова смысловая нагрузка этих слов для них. Таким образом, идея о введении в широкое обращение специальной терминологии несовместима с реальностью и вряд ли приведет к какому-либо положительному результату. Законы пишутся для государственных органов. А право толковать их должно принадлежать лишь тем, кому они адресованы, т. е. специалистам.

Библиография

1 См.: Eskridge W. Regulatory Variables and Statutory Interpretation. — Wash. Univ. L.Q., USA, 1995. P. 1107—1108.

2 Eskridge W. Op. cit. Р. 1110—1111.

3 См.: Kelsen H. General Theory Of Law And State. — N.Y., 1945. P. 355.

4 Черданцев А.Ф. Толкование права и договора: Учеб. пособие для вузов. — М., 2003. С. 62.